вот как мне с ней разговаривать? Сидит… ножки ровные, полные, смуглые, почти черные в свете свечи… бедра широкие, талия узкая и животика почти нет — свела она занятиями так полюбившийся ему животик! И груди небольшие, но такие… даже на вид тяжелые, смачные, очень правильной формы! И в глаза уставилась, ведьма! И так карие глаза сейчас — почти черные, аж оторопь берет! И на животе у него… чувствуется ее влага, от совсем недавних… чуть только времени прошло! занятий сексом!».

— Ну… я так не могу! От твоего вида… у меня и мысли-то из головы выдувает! — попытался вернуть настрой «на покаяние» Косов.

— Нет уж, Ваня, сказал «А», говори и «Б» — так же ты говоришь? И нечего тут… слабеньким прикидываться!

— Ладно! Вот я и говорю… ты неправильно меня… оцениваешь! Говорю — плохой я человек. А ты… ты вон какая — красивая, умная, хозяйка хорошая. И в постели… просто огонь! Нормальный мужик тебе нужен, чтобы семья… чтобы дети! Чтобы на руках носил!

— Ага… вон как? Бросить меня решил? — она наклонила голову чуть на бок, вроде как прицениваясь — придушить его, за ножом сходить, или просто — на хрен послать?

Он задохнулся от ее слов:

— Ты все не так поняла! Как тебя, такую… бросить?! Наоборот… я себя мудаком последним чувствую!

Она хмыкнула:

— Ты, Ваня, Достоевского что ли в последнее время читал? Или там… Толстого, Льва Николаича? Это у них там… все размышляют — плох ли я или вообще — чудовище? Или… а-а-а-а… поняла! Наблудил, что ли? Куриц этих своих… в клубе… наконец-то покрыл?

И опять — «вот как с ней разговаривать?».

— Ну что ты… Причем здесь Лида и Лиза? Да и не покрыл я их! И не курицы они вовсе!

— Нет, Ваня! Они — курицы! Если бы были нормальными женщинами, так уже давно бы… переспали с тобой! И я бы их тогда воспринимала как соперниц! А то… ковыряются что-то… ковыряются! Вроде и хотят, а вроде бы и нет — все раздумывают! Как там — «тварь я дрожащая или право имею!». Вот видишь — помню еще что-то из книг! А про баб, милый мой… так я давно тебе сказала, что у нормального мужчины может быть столько жен, сколько он может содержать! И на скольких у него сил хватит! Я вот больше опасаюсь той же Елены! Да еще и этой кобылы рыжей — Ритки! Вот они — да! Соперницы! Елена — так та уж очень женщина! Прямо вот — женщина!

Фатьма задумалась, отведя взгляд, почесала себе кончик носа:

— Знаешь… если бы мы жили на Востоке… Я бы даже сказала, что она была бы хорошей старшей женой! Такой женщине… ну, то есть старшей жене и подчиняться не стыдно! Умная, красивая, опытная! А вот кобыла рыжая…

Фатьма перевела взгляд на него, замолчала, во что-то вглядываясь в нем, потом протянула:

— Та-а-а-к… ты что же — переспал с Еленой, что ли? Вот как! А я-то думаю, что она вокруг меня стала круги наматывать… как та кошка — подкрадывается! И все мур-мур-мур мне, да мур-мур-мур! А оно вон как! Ну — теперь понятно! И знаешь… мне даже не удивительно! Мы же с тобой об этом говорили уже. Ну-у-у… я и не против! Она — сильная! Такую кобылку объездить — жена своим мужем гордиться должна! Так! А вот… и рыжая была? Ну — говори!

Иван замотал головой:

— Нет! Не было!

— Смотри-ка, чувствую — не врешь! — удивленно протянула она, — хотя… это, похоже, временно! Она тебя точно в койку затянет, сучка! Т-а-а-а-к… ну и что же?

Женщина чуть пошевелила попой, поудобнее усаживаясь на нем, помолчала:

— Да и хрен с ней! Что мне, с моим мужчиной из-за какой-то сучки ругаться? Не пристало такого нормальной жене! Только… если уж вставишь ей… сделай это… ну так! Чтобы мне не стыдно было, а ей, рыжей, завидно, что я с таким мужчиной постоянно сплю, а этой… крошки с моего стола перепадают! Ну? Сделаешь?

«Вот как относится мне к такой женщине? Она же с ума меня сводит! Если это не идеал жены — то, что тогда вообще — идеал?».

— Так… а теперь, Ваня… ты мне расскажешь… как там все у Вас было! Мне очень интересно!

— Ну ты вообще уже! — попытался возмутиться Косов.

— А что вообще? Я же сказала — Елена опытная, умная, красивая! У такой поучиться — только за счастье, для любой женщины! Если она не полная дура!

— Иван! Вот ты где! У-ф-ф-ф… хорошо, что ты на месте оказался! — девушка Паша, которая молоденькая спортсменка из команды совхоза, смешно сдула челку со лба, — А то тебя в клубе не враз и застанешь! Вот! Лазарев тебе передал — в пятницу, к одиннадцати часам, тебе нужно быть в райкоме комсомола! Там твое заявление на вступление будут рассматривать! Вот… ну ладно! Я побежала, а то дел еще — куча!

И унеслась так быстро, что Косов даже не успел спросить — а где он, этот райком?

«Ладно! Язык до Киева доведет! У того же Ильи спрошу!».

Двухэтажное здание. Похоже — дореволюционной постройки. Первый этаж — кирпичный, а вот второй — деревянный.

«А внутри тут… без изысков! Как писали в книгах про царские времена — казенное присутствие! Только вот народ тусуется все больше молодой, зеленый! Ну так — комсомолия вообще народ не старый!».

На прием в комсомол в коридоре толклись человек восемь-десять парней и девушек. Было видно, что все волнуются. Только волнение это у всех смотрелось по-разному: кто-то ушел в себя, кто-то лихорадочно листал какие-то записи в тетрадках, а кто-то нарочито весело и беззаботно общался со сверстниками.

Иван встал чуть в стороне, с интересом разглядывая народ. Не то, чтобы он совсем был спокоен — мандраж все же присутствовал. Но так — больше в легкой форме. Вызывали их по одному в кабинет, где проходило бюро райкома. Вызываемые задерживались на приеме ненадолго, минут пят-семь на каждого. И до Ивана все выходили с облегчением и радостью. Лишь один парнишка вышел обескураженный, и буркнув: «Перенесли на месяц!», быстро ретировался из коридора.

В свою очередь Иван зашел в кабинет. Семь человек: пять парней и две девушки. В центре стола сидел молодой мужчина лет двадцати пяти, худощавый, русоволосый, улыбчивый. Только глаза были усталыми и изрядно покрасневшими от недосыпа.

Пролистали дело Косова Ивана. Задали несколько вопросов — «в разбег», и по внутренней обстановке